Судьба — это мы - Леонид Васильевич Ханбеков

крутой вершине Таганая Мне под ноги падала луна. Но, молве восторженно внимая, Я к тебе была устремлена. Где ж твои высоты и красоты, Где твои магнитные поля? Но настал Великий день работы, И тогда почувствовала я: С каждым шагом, С каждой новой крышей, С каждым гулким звоном топора Ты растешь, Становишься все выше, Все родней, Магнитная гора! («Исповедь», 1935)

Об этом чувстве некоторой растерянности, даже оторопи при виде разрытой едва ли не до основания Магнитной горы, той горы, что виделась в мечтах исполином, рассказывали в своих дневниках, письмах, воспоминаниях затем многие участники великой стройки. Первым поэтом, который запечатлел это состояние и достойно приподнялся над фактом до обобщения, до образа-символа, была она, Татьяничева. Да, настоящая высота, настоящая легенда — это прежде всего дело, которому ты отдаешь весь пламень души! Да, настоящая гора Магнитная — это гора дел, которые свершаются на ее глазах и которые еще предстоит свершить!

Несмотря на ученическую перечислительность и неистребимое в юности желание в каждом стихотворении охватить всю тему, желание, чаще всего порождающее вместо емкости образа скороговорку, в стихотворении уже чувствуется будущая Татьяничева — немногословная, глубокая, философичная.

Судьба была благосклонна к Людмиле Татьяничевой. Во время отдыха в Крыму молодая уральская поэтесса познакомилась с Мариэттой Шагинян. Известная писательница, автор многих книг, человек обширнейших знаний и огромной интуиции, Шагинян приняла участие в делах и заботах своей юной подруги.

Недавно внучка М. С. Шагинян Е. В. Шагинян-Темчина, разбирая обширнейший архив писательницы, вручила мне несколько писем Л. К. Татьяничевой. Среди них и вот это, от 18 декабря 1940 года:

«Дорогая Мариэтта Сергеевна!

Прошлой весной в своем письме Вы сделали ряд замечаний по моим стихам и дали мне несколько ценных советов.

В дальнейшей работе над стихами я старалась как можно лучше и полнее воспользоваться Вашими указаниями: разнообразила тематику, старалась показать местный колорит, рассказать о своем крае и т. д. Самой мне трудно судить о том, насколько мне это удается, и я очень прошу Вас, дорогая Мариэтта Сергеевна, просмотреть хотя бы несколько новых моих стихов и высказать о них свое мнение, которое будет для меня очень авторитетно.

Пишу я сейчас довольно много, а главное, систематически.

Вы правы, когда говорили, что непрерывность в работе очень положительно сказывается на результатах. О качестве стихов говорить пока не имею оснований, но количество их значительно выросло.

Вчера видела заведующую магнитогорской библиотекой. Она мне рассказала, что, будучи в Москве, видела Вас. Очень рада, что Вы чувствуете себя хорошо и бодро. Были ли Вы нынче в Коктебеле? У меня сохранилась о нем самая светлая память. Но быть там вряд ли придется — врачи не разрешат. Впрочем, я к ним совсем перестала обращаться.

Мариэтта Сергеевна, посоветуйте мне, куда и к кому следует обратиться в отношении поездки на курсы-конференцию, о которой так много пишет «Литературная газета». Наша местная литературная организация в этом направлении ничего не может сделать. А мне так хотелось бы принять участие в работе творческой конференции, побыть на семинарах у крупных писателей и поэтов. Извините, что я причиняю Вам беспокойство и отнимаю дорогое время, но, право, мне больше не к кому обратиться.

С приветом глубоко Вас уважающая Людмила Татьяничева».

К письму приложены стихи «Магнитогорский ветер», «Весна», «Унылый нрав? Какая клевета!», «Красивыми возлюбленных зовут…», «Детство». Эти стихи, помеченные ноябрем 1940 года, вскоре подвергнутся основательной творческой переработке. Несомненно, она сделана под влиянием хирургически точных замечаний литературного наставника — М. С. Шагинян.

У каждого поэта — свой предел высоты, свой обзор жизненных пространств, своя траектория и дистанция полета. Но каждый проходит свой путь, у каждого на этом пути свои шипы, свои тернии, свои звезды.

На судьбу и мироощущение поэта, как омывающие грозы, как закаливающие горны высокого огня, конечно же, более всего влияют поворотные моменты истории, решающие этапы народных судеб.

Для Татьяничевой тем рубежом, перешагнуть который в старом качестве она уже не могла, явилась война. Всей душой, всей цельной, устремленной натурой она в эти годы общенародного испытания вдруг осознала могучую силу слова, невозможность для себя тратить его, как прежде, торопливо, всуе. В июле 1941 года Людмила Татьяничева вступила в партию.

Оружием слова она, молодой коммунист, должна служить Родине там, куда направит ее партия.

Есть среди стихов той поры становления несколько удивительно точных по своей немногословной образной силе стихотворений: «Письмо» (1942), «В твоих косах степной ковыль», «Город Н.», «Ярославна» (1943), «Когда войдешь ты в комнату мою…» (1944). Не случайно их поэтесса включила в двухтомник избранных стихов (1976).

Вот стихотворение «Город Н.». Оно начинается едва ли не с пейзажной зарисовки. Спокойно, умиротворенно, суховато:

Есть город безымянный на Урале. Он на скале, где беркута гнездо. К нему ползут по сдвоенной спирали Тяжелые улиты поездов…

Эта деловитая сухость готова как будто и вовсе смениться умиротворенностью, идиллией:

Он здесь стоит с неисчислимых лет. Янтарным медом налитые соты, Дома и ночью излучают свет. Преданьями здесь улицы мощены, Брусникой пахнет от сосновых стен…